Жителей рабочих районов называли новыми гуннами, рассуждали, что если они возьмут силу, то разрушат многовековую европейскую культуру. Всё это потом отразилось в известной концепции Тойнби о внутреннем и внешнем пролетариате.
"Восстание масс" случилось, но культурной катастрофой в общем и целом не стало. Оказалось, что пролетарий окультуривается и уж точно может выводить из своей среды культурных людей во втором поколении...
И тут-то и начался приступ энтузиазма: раз "внутренний пролетариат" поддается абсорбции, то значит и "внешний пролетариат" тоже поддается ей точно так же!
И началось безумие толерантности.
Отголоски этой схемы я до сих пор слышу у либеральных журналистов, когда они начинают рассуждать, что вот раньше Москва была полна лимитчиками и ничего, срослось, так же и с гастарбайтерами теперь срастется.
Социальный расизм высших классов сыграл с европейскими обществами дурную шутку - сперва они _преувеличили_ культурную дистанцию между собой и представителями низших классов того же самого общества, той же самой нации.
Однако выяснилось, что между богатыми и бедными граница чисто социальная. По мере улучшения положения бедных и внедрения демократичного стиля у богатых сколько-нибудь значимые _культурные_ различия стираются.
А затем, обнаружив, что понапрасну дули на воду и называли пролетариев варварами, европейские правящие классы засунули руки по локоть в кипящее молоко и решили, что и варваров не стоит считать варварами, они тоже мировые пролетарии. Просто черные.
Они не захотели понять разницу между человеком который редко моется потому что у него нет денег на оплату горячей воды и человеком, который редко моется потому, что в воде живет сердитый дух, которого нельзя оскорблять.
Впрочем, сейчас дело дошло уже до парадокса - по крайней мере в русскоязычной"культурной" среде. Её представители целенаправленно и осознанно предпочитают _экзотов_ представителям русского бедного большинства. На первых направлены потоки умиления, на вторых - просто-таки огненные реки ненависти.
Впрочем, это вполне объяснимо, поскольку эта культурная среда сама состоит из экзотов кое-как выучившихся балаболить на россиянской мове.