http://politconservatism.ru/thinking/o-konservatizme-pravednom-i-grekhovnom/
Изложение моей философии общества, базирующееся на принципиальном для моего понимания человека "парадоксе Несмелова": самосознание и самопредсталвение человека и его физические условия противоречат друг другу.
Идеальный образ своего бытия постоянно побуждает человека менять, идеализировать, условия своего существования.
Человек более менее похожий на идеальное самопредставление - результат длительного производственного процесса.
Необходимо сказать о ложности главной либеральной предпосылки, что полноценный человек стоит в начале общественного процесса, а не является его продуктом, как оно есть на самом деле.
После грехопадения никакого "нормального человека" в индивидуальном бытии не существует. Чтобы получить "нормального индивида" должны ежедневно впахивать сотни и тысячи людей.
Раньше эта конструкция была иерархична. Чтобы получить нормального индивида из высших классов должны были впахивать сотни рабов, крестьян, слуг.
Сейчас конструкция более эгалитарна. Связи ближе к горизонтальным и обменным, чем к принудительным.
Но в любом случае чтобы получить Я нужно чтобы МЫ пахали от зари до зари.
Консерватизм является фактором стабильности конструкции этого МЫ.
Либерализм является фактором осуществления конечного целеполагания этой конструкции - сбывания полноценной личности.
Но оба фактора легко уходят в крайности.
Дурной консерватизм начинает рассматривать обеспечивающую систему как самоцель, а ограниченность произвола, являющуюся естественным следствием социальной кооперации и условием свободы, как ценность саму по себе.
Дурной либерализм - это либерализм кидалы: кому должен - всем прощаю. "Я не просил себя рожать, кормить грудью, учить в школе и т.д., если вам что-то не нравится - сами дураки".
Оба уклона, конечно, хуже...
***
Егор Холмогоров
О КОНСЕРВАТИЗМЕ ПРАВЕДНОМ И ГРЕХОВНОМ
Чтобы высвободить индивида, который живет самостоятельно, ни от кого не зависит, никому не подчиняется и «за все платит наличными», потребовался очень долгий и тяжелый труд. Плюс выстраивание иерархии обществ, одни из которых грабят другие, чтобы обеспечить свободу для своих. Однако вскоре после того, как этот идеальный либеральный индивид в некотором количестве самых богатых обществ был получен, выяснилось, что мир, выстроенный из таких сферических индивидов, катастрофически несправедлив. Именно потому, что наиболее платежеспособен индивид в момент, когда он трудится как раб на галерах и работает либо в интересах общества, либо, если присутствует кричащее экономическое неравенство, в интересах немногих богатых семей. В то время как в моменты, когда человек в наибольшей степени нуждается в поддержке общества и, соответственно, в логике чистогана должен «платить» – он наименее платяжеспособен. Оказывается нужна сложная система страховок, которая, именно в силу особенностей человеческой природы, всегда не предусматривает чего-нибудь. И именно это что-то обязательно и случается.
В целом мы можем наблюдать в истории прогресс свободы, параллельный прогрессу в накоплении материальных и нематериальных ресурсов. Очень многие несвободы являются следствием изначального нерационального устройства социальных связей, так сказать социальным браком. Немало есть и таких социальных установлений, которые когда-то способствовали расширению возможностей общества, а потом, напротив, стали тормозить их. Когда консервативный коммунитаризм цепляется за такие институты, объявляя их вечными ценностями и «духовными скрепами», - это неверно.
Консервативная романтика, выстраивающая свой социальный идеал вокруг мифологизированного средневековья (интересно, что именно средневековья, а не античности, которая была раньше и, соответственно, по логике вещей более консервативна), пытается социально канонизировать тип общества, где технические возможности и ресурсы для осуществления человеческой свободы были значительно меньше.
Соответственно, для осуществления «консервативно-романтического» идеала недостаточно сохранить те или иные обычаи, социальные практики и институты. Необходимо будет частично отобрать у людей то, что они получают при естественном ходе жизни, сознательно ухудшить условия их существования, другими словами нарочно мучить людей.
Некая предельная версия такой варварской консервативной романтики представлена в становящихся всё более инфернальными с каждым переизданием исламистских проектах. Прошли времена, когда установленный в Иране строй считался нами проявлением фанатизма – сегодня он воспринимается как легкий традиционалистский редизайн общества, в целом сохранившего приверженность парадигме модерна. Настоящий же архаический постмодерн выглядит гораздо страшнее. На примере ИГИЛ с их отсечением рук, кастрацией женщин, распятиями христиан и т.д. совершенно очевидно, что перед нами постмодернистский садистский проект, который ничего общего с традицией не имеет и иметь не может.
Те отдельные античеловеческие элементы, которые включены были как части целого в архаическую традицию и, возможно, вполне соответствовали тогдашнему уровню социального развития и ресурсов, теперь искусственно вычленяются, всё гуманистическое содержание старинной традиции отшелушивается, создается система для искусственно фабрикации человеческого страдания.
Любопытно, что такой «консерватизм» (угроза которого, при откате идеологического маятника от либерализма в обратную сторону не исключена и у нас), в конечном счете, оказывается своеобразной «левой рукой» чистоганного либерализма. Один говорит: «зачем тебе больница, - ты всё равно жалкий и неплатежеспособный нищеброд». Другой поддакивает: «Зачем тебе больница-то? Пращуры иконой да лучиной лечились и живы были». Социальная инфраструктура модерна, которая, при всех её моральных издержках, обеспечила человеку минимально приемлемый уровень как гражданской, так и социально-экономической свободы, внезапно оказалась подтачиваемой двумя постмодернами, каждый из которых считает, что людей можно и нужно мучить – либо во имя денег, либо во имя идеи.