Очень сильно порезанное, увы, практически за счет всех деталей... Ну повешу потом где-то целиком. Тем не менее - мастрид.
Егор Холмогоров: В Крыму Бродский нашел свою идеальную империю
К своему 75-летию русский поэт Иосиф Бродский подошел в интересном положении. После десятилетий обсасывания автора в качестве кумира либеральной интеллигенции этому сборищу остались кости посмертной горести с привкусом Украины. Подробнее…
***
Прежде всего, история Бродского – это история о большом наследстве. Бродский часто себя называл пасынком русской культуры. Но, на самом деле, ему выпала судьба оказаться единственным наследником огромного особняка великой поэтической традиции – от Кантемира, Ломоносова, Державина до Блока, Гумилева и Мандельштама. Он был подобран Ахматовой, сыгравшей (с несомненно большим успехом) роль вдовы Дуглас, пытавшейся воспитать Гека Финна.
Вдова, последняя в роду, берет мальчика в большой дом, где давно уже живет одна – кого-то увели и расстреляли, кого-то сгноили в лагерях, кто-то повесился, кто-то застрелился, кто-то переехал на сельскую дачу, именуя ее приютом изгнанника. В доме много старинной мебели, вещей, рухляди, много пыльных книг, напечатанных таинственными старыми шрифтами.
Снаружи бегает какая-то шпана, распевая то «Любовь не вздохи на скамейке», то «Мы – Гойи!». Внутри суетятся еще мальчики, которых вдова тоже охотно опекает, хотя над всем этим висит зловещая тайна про ее собственного сына, гениального, но иначе, чем в этом доме принято, полузабытого в тюрьме и отставленного от дома.
Из всех, кто был снаружи и внутри, только Бродскому наследство дома оказалось действительно по плечу, на которое он принял груз большой традиции. Здесь поэт читает старые книги, донашивает старые вещи. Нравится кому-то или нет – Бродский оказался единственным законным наследником, которые, впрочем, редко кому нравятся.
И напряженные попытки советской власти выпихнуть Бродского для того, чтобы освободить место в доме для своего новиопского зверинца, – лишнее подтверждение уместности этого сюжета в духе Агаты Кристи. Попытки разделить наследство Бродского между приятелями, распространить его то ли на определенный кружок («ахматовские сироты»), то ли на целый этно-культурно-психологический ансамбль, характерны ничуть не менее.
Бродский остался наедине с этой великой традицией.
