Сделал небольшое расследование, касательно "ударного" эпизода "Викинга", где Владимир насилует Рогнеду на глазах отца и матери, а потом их убивает. Сходный эпизод и впрямь содержится в Лаврентьевской летописи. Однако пора уже осваивать минимальные навыки исторической критики - между тем, что написано пером и тем, что было на самом деле есть большая разница и тут удивительный случай, когда мы можем поймать полоцкого летописца за руку на изготовлении исторического фальсификата...

https://um.plus/2017/01/08/vladimir-ne-nasiloval-rognedu/



Что сразу обращает на себя внимание в этом рассказе вставленном в Лаврентьевскую летопись? Рогнеда ни разу не названа по имени

Она называется сперва «дочерью Роговолода», потом Гориславой, а дальше и вовсе никак, безликим «она». Автор «полоцкой легенды» называет её как угодно, но только не Рогнедой. Почему? Совершенно очевидно. Потому что в той же летописи Рогнеда – это мать Ярослава… Вся концепция легенды обосновывающей вражду и особые права полоцких Изяславичей против киевских Ярославичей рухнет, если окажется, что и Ярослав и Изяслав сыновья одной матери. Ярослав такой же точно «Роговолжий внук» и его потомки имеют те же материнские права на Полоцк. Поэтому «дщерь Роговолода» называется в «полоцкой легенде» как угодно, но не Рогнедой.

При этом самое поверхностное текстологическое наблюдение показывает прямую текстуальную зависимость «полоцкой легенды» от «Повести временных лет». «Ударный» момент обоих рассказов совпадает слово в слово: «он же рек дъщери своеи «хощещи ли за Володимера» она же рече «не хочю розути робичича но Ярополка хочю» бе бо Рогволод пришел изъ заморья имеяше волость свою Полтеск».

Вариантов тут только два. Первый: составитель «полоцкой легенды» сочинил её взяв за основу известие ПВЛ. Второй: составитель ПВЛ взял за основу некий первоисточник, содержавший «полоцкую легенду» и сократил его, убрав Добрыню и «гнусные обстоятельства», но во Владимирский свод 1205 года, скопированный в Лаврентьевскую и Радзивиловскую летописи история Рогнеды попала в первоначальном виде

Второй точки зрения придерживался знаменитый русский филолог академик А.А. Шахматов, однако его авторитет, как ни странно, говорит против этой версии. Гипотезы Шахматова почти всегда были смелы и фантастичны и за редким исключением не подтвердились. Шахматов всюду искал устные былинные первоисточники ПВЛ и, конечно, в «полоцкой легенде» с участием Добрыни он увидел такую «сагу», на которой базировались летописи.

Однако реальная работа русских летописцев была в большей степени книжной, письменной, а не собиранием устных легенд. И в истории дочери Роговолода её составитель при редактуре первоначального текста ПВЛ забывает «висящие концы». Сообщив в начале повести «Роговолоду держащу и владеющу и княжащу Полотьскую землею» он затем оставляет выписанное из ПВЛ «бе бо Рогволод пришел изъ заморья имеяше волость свою Полтеск», сократив только упоминание Турова.

В ПВЛ информация о том, что Роговолод имел свою волость – Полоцк осмысленна, так как нигде выше о статусе Роговолода не сообщается. В «полоцкой легенде» Лаврентьевской и Радзивилловской летописей эта информация лишена всякого смысла, так как выше уже пышным книжным языком более позднего времени сообщено, что Роговолод держит, и владеет и княжит Полоцкой землею. Гораздо более архаичная формула «имеяше волость свою Полтеск» торчит неловким заусенцем, выдавая, что составитель полоцкой легенды использовал текст ПВЛ.

Чтобы читатель наглядней понял текстологическое соотношение повести о Рогнеде в ПВЛ и «полоцкой легенды» приведем такую аналогию.

Представим себе, что в 1981 году в Москве в издательстве «Правда» публикуется книга «Дневник Татьяны Лариной». В предисловии сказано, что перед нами подлинный дневник дворянки XIX века, который Пушкин использовал в работе над «Евгением Онегиным», а затем скрыл от публики

Дневник содержит шокирующие подробности, смягченные Пушкиным в романе, и фразы типа «мне рано начали нравится романы», «этот москвич в гарольдовом плаще изнасиловал Ольгу, бедный Ленский пытался за неё заступиться, но погиб смертью смелых» и т.д.

Нам будет совершенно очевидно, что автор фальсификации мнимого первоисточника использовал весьма характерные обороты пушкинского языка, выдающие, что это он списывал у Пушкина, а не наоборот. Ту же «ошибку» сделал и составитель «полоцкой легенды» – зависимость сочиненной им мелодрамы с изнасилованиями, убийствами и женскими слезами от суховатого первоисточника в ПВЛ слишком текстологически наглядна.

https://um.plus/2017/01/08/vladimir-ne-nasiloval-rognedu/